obshalka

22 мая 2002 года первые полосы израильских газет должны были открыться сообщениями о теракте в Иерусалиме, с большим количеством жертв. Вряд ли кто из иерусалимских прохожих мог бы заподозрить в 27-летней Теурийе Хамури террористку-смертницу, - с ее круглым довольным личиком, ростом от горшка два вершка, да еще со школьным ранцем, где она должна была спрятать взрывное устройство. Но, к счастью тех самых прохожих, 20-го мая Теурийе арестовали в доме ее тетки в Туль-Карме, и отправили в тюрьму Офек - самую охраняемую часть тюремного комплекса Ха-Шарон, где на данный момент отбывают срок 74 неудавшиеся смертницы и пособницы террористов.

Всего с начала Интифады «Эль-Акса» удалось взорвать себя семи террористкам. Мужчин-смертников (в смысле, которым удалось взорваться) было гораздо больше - 165. В первой интифаде (1987-1993) палестинские женщины принимали куда более активное участие, чем в нынешней. В те годы они шли в первых рядах на демонстрациях, да и в каждом «районном штабе» у них была как минимум одна представительница. Свыше ста палестинских женщин тогда попали в израильскую тюрьму по обвинению в террористической деятельности. В нынешней интифаде, где тон поначалу задавал ХАМАС, женщины надолго были выведены из игры, но в последние пару лет они мало-помалу отвоевывают свою нишу в «джихаде», доказывая, что длинные платья, «живот», которые скрывают вместо ребенка смертоносный заряд, и жалобные причитания гораздо эффективнее подводят террористку к намеченной цели.
....
Даже сейчас, отсидев треть срока, Теурийе тяжело переживает свою «неудачу».
«Я хотела принести себя в жертву ради Палестины, ради моей земли, и убить как минимум 100 евреев, - говорит она, сидя на пластиковом стуле в своей камере и разглаживая на коленях старую газетную вырезку с портретом Хасана Насраллы.

- У вас есть танки, самолеты, вертолеты, а у нас только люди, такие как я, которые готовы стать шахидами. Я решила совершить теракт после того, как я увидела, как евреи убивают младенцев. То, что нам сделали в Дженине и Наблусе – мы сделаем в Израиле. Око за око, зуб за зуб. Я была очень разочарована, что мне не удалось взорваться. Было ощущение провала. Когда я вижу по телевизору теракт, я плачу, что у меня это не получилось – и смеюсь от ненависти к евреям».
Как израильтянке, логично было бы возненавидеть Теурийе, не сходя с места. Однако поначалу разглагольствования этой замотанной в бесконечные платья и платки террористки по имени "Революционная" вызвали только острое и брезгливое недоумение, - вроде встречи с канибаллом, который вдохновенно расписывает кулинарные достоинства бифштекса из человечины.

- Убивать детей не жалко?

- Ислам запрещает четыре вещи, - назидательно говорит она. выкорчевать дерево, убить старика, ребенка, или женщину. Но еврейский ребенок завтра вырастет и станет солдатом, и будет убивать палестинцев. Вы называете меня террористкой, а я всего лишь человек, который решил защищать свою родину. Мне жалко палестинских детей, которые не могут ходить в школу, которые страдают. Вторая сторона должна страдать так же.

Полгода Хамури вынашивала мысль о теракте. «Я думала только об этом. С начала интифады я видела по телевизору только кровь и убийства, и мертвых палестинских детей. Работы нет, нашу землю отбирают. Я смотрела на это и плакала. Потом поняла, что я должна что-то сделать. Операция «Защитная стена» в Дженине была последней каплей. Я видела развалины и мертвых людей. И тогда я решила: все, халас (хватит (ар.), я стану шахидой.Сначала я планировала заколоть ножом солдата или полицейского. А потом подумала: «Что, я всю жизнь буду сидеть в тюрьме из-за одного мертвого еврея?»
В мае 2002 Хамури встретилась в Дженине с Мухаммадом ар-Расамом, активистом «Отрядов Мучеников Эль-Аксы». «Найти людей, которые помогут тебе совершить теракт, непросто, - говорит она будничным тоном, как будто речь идет о приготовлении завтрака. - Нужно много настойчивости, веры. Сначала он не хотел, боялся, что я передумаю. Но это не было спонтанным решением. Я долго об этом думала, хотела попасть в рай. Смерти я не боялась - вы вот думаете, что я взорвалась и умерла. Но шахида не умирает, она попадает в рай. И нет тут никакой дискриминации между мужчинами и женщинами: женщина получает такое же благословение Аллаха. Кроме того, среди тех 70 девственниц, которых получает в раю шахид, я буду самой главной, их королевой».
За пару дней до теракта Теурийе начала готовиться – молиться, сочинять прощальное письмо семье. «Я написала что-то вроде: «Мама, папа, я хочу совершить теракт ради Палестины. Я прошу у вас прощения. После теракта я попаду в рай, и мне будет хорошо. Я думаю о погибшем мальчике Мухаммаде ад-Дура, обо всех погибших палестинцах. Я хочу освободить Дженин». Мне предложили сделать видеозапись с автоматом в руках, - завещание шахида, но я пошла на это не ради славы и денег, а только ради веры, поэтому я принесла из дома свою фотографию с зеленой лентой на лбу. А деньги, которые полагаются семье шахида, я завещала палестинским сиротам».
Таурийе Хамри родилась в Джабаа неподалеку от Дженина, в стандартной мусульманской семье. Отец был строителем, мать воспитывала дома десятерых детей. Училась Таурийе плохо, в 11-м классе она бросила школу, и два года подрабатывала в цветочном магазине. Еще пару лет работала секретаршей в адвокатской конторе. Незадолго до неудавшегося теракта начала изучать ислам в Дженинском колледже.
«Родителям это не нравилось, каждый раз, когда я заговаривала о политике, они говорили: «Прекрати, это до добра не доведет». Я ничего им не сказала, да никто бы и не поверил, что я способна стать шахидой. Я вообще очень чувствительная, я даже стала вегетарианкой, потому что не могу видеть мертвых животных. А мертвые люди это другое, месть вообще придает сил.
Через месяц после того, как Теурийе собиралась взорваться, она должна была выйти замуж за Мунира, ремонтного рабочего из Туль-Карма. Приготовления к свадьбе шли вовсю, уже были посчитаны бараны, которые будут зарезаны по случаю торжества. Жениху, как и родителям, она ничего не сказала. «В конце концов все умирают, а я не хотела умереть просто так. Мой жених все говорил о свадьбе, а я думала про себя: «Он не знает, что я буду шахидой».

- И как бы он отреагировал на известие о теракте?

- Сначала, наверное, он бы сердился на меня, но потом начал бы мной гордиться. Это большая честь. Люди бы говорили ему: «Твоя невеста – палестинская героиня». Раньше я хотела быть матерью, но Интифада превратила женщин в мужчин. Я думала только о том, как помочь моей Родине.

Дома ни у кого возникло вопросов, когда вместо того, чтобы отправиться на учебу в колледж в Дженине, она поехала в Наблус (Шхем) – забрать пояс шахида и получить последний инструктаж. «Из дома я вышла как обычно. Попрощалась с родителями, а про себя подумала: «Каждый шахид получает в раю 70 мест для близких, благодаря мне они все попадут в рай, так что иду на это и ради них». С собой я взяла Коран и фотографии семьи. В такси, по дороге из Дженина в Наблус, я пыталась представить себе, как это будет. Страха не было. Я только подсчитывала, сколько евреев должны погибнуть, чтобы дело стоило моей смерти. И еще я думала о доме, который у меня будет в раю».

В Шхеме Таурийе переночевала в студенческом общежитии, а утром на частной квартире ее ждал «пояс шахида» из 16 зарядов. «Я примерила пояс, но он был слишком велик: килограмм 15, он закрывал меня от груди до бедер. И тогда его решили спрятать в рюкзак, а кнопку укрепить на бедре. Я была счастлива, что скоро взорвусь, думала только об Иерусалиме, о палестинских детях. Мне сказали, что если меня поймают, я должна тут же взорваться».
Перед терактом Хамури отправилась на квартиру своей тетки в Туль-Карме, где ее и арестовали израильские спецслужбы. «Там был такой спектакль, с вертолетами, что со стороны это выглядело просто смешно. Но я чувствовала, что произошла катастрофа». Теурийе перевезли в тюрьму Кишон, и после суда – в женскую тюрьму Неве-Тирца. Только оттуда она позвонила родителям и жениху, и рассказала, что произошло. «Они плакали, говорили: «Что ты натворила, зачем ты создаешь нам проблемы?» Муниру я сказала, что мы расстаемся, пусть ищет себе другую невесту. Но он сказал, что будет ждать меня».
После теракта дом ее родителей обыскали, и Теурийе возмущается до сих пор:
«Почему надо наказывать невинных людей? Они даже не знали, где я. Пусть накажут меня. Эта политика разрушения домов семей шахидов несправедлива».

- Ты еще скажи, что и с тобой плохо обращаются – после того, как в тюрьме ты сдала экзамены на аттестат зрелости, носишь нарядные платья, читаешь книги...

- Конечно, с нами тут обращаются плохо, - хладнокровно говорит она. - условия здесь плохие, камеры плохие, туалет плохой... Мне здесь холодно. Хотя когда я попаду в конце концов в рай, мне уже будет все равно.

- Как ты думаешь, если бы палестинцы поймали израильтянина, который собрался убить как можно больше палестинцев, включая детей – они бы повели его в тюрьму, кормили и лечили, и обращались бы с ним так, что он еще позволял себе требовать улучшения условий заключения?

- Я убеждена, что с ним обращались бы прекрасно, не так, как с нами.

- Как в Рамалле, - не выдерживаю я, - когда толпа линчевала двух резервистов, которые случайно туда заехали?

Теурийе срывается на возмущенные крики на арабском, из которых я понимаю только пару фраз, смысл которых сводится к тому, что «ислам – это религия, которая исповедует прощение».

- В тюрьме Неве-Тирца, где ты сидела раньше, предводительница террористок ФАТХа Амна Муна плеснула тебе в лицо кипящим маслом. Если вы, палестинки-единомышленницы, так друг с другом обращаетесь...

- Я ее простила, - Теурийе не поднимает глаз от пола. – И я не хочу об этом говорить. Лучше сфотографируй меня с портретом шейха Насраллы. Я боготворю в жизни двух людей: палестинца, который взорвался в ресторане Сбарро, и убил 16 евреев, и Хасана Насраллу. Я хотела преподнести ему подарок в виде этого теракта.
-
- А если бы ты взорвалась, а потом заключили мирный договор?

- Мне-то какое дело? Я уже была бы в раю. Да и вообще, с вами мира никогда не будет. Мир будет только когда вы уберетесь отсюда, со всех наших земель, включая Тель-Авив и Хайфу. Я не согласна ни на мирный договор, ни на этот забор. Меня устроит только мир, когда все израильтяне отсюда уедут. Со всех территорий. Нет такой страны – Израиль. Это все оккупированная Палестина. Евреи приехали сюда со всех стран мира, и поселились здесь. Почему вы выбрали именно Палестину?! В тюрьме Неве-Тирца одна тюремщица была из Ирака, другая – из России, третья из Египта... Все израильтяне – из других стран. Вот ты откуда приехала?

- Из России.

- Ну, и зачем?

- Ирина Полищук, которая подвозила террориста к месту теракта в Ришон ле-Ционе, приехала из Украины. К ней у тебя, как я понимаю, претензий нет.



- Она мусульманка, ее муж из Бейт-Лехема, поэтому она имеет право здесь жить.

- И куда ты предлагаешь уехать евреям?

- А мне какое дело? Почему мы должны страдать из-за того, что вам некуда идти?

- А ты вообще где-нибудь была?

- Была в Иордании. Но мне никуда и не нужно. Французов я не люблю, потому что они считают всех арабов террористами. Я ненавижу не только Америку, которая помогает Израилю, но и все арабские страны, которые признали Израиль. Для меня и арабы, которые приняли израильское гражданство – все равно что евреи. Предатели.

- До начала интифады как ты относилась к евреям?

- Я всю жизнь их ненавидела. Я родилась с этой ненавистью. И к солдатам, и ко всем остальным.

- А если бы тебя вдруг выпустили сегодня?

- Я бы устроила свою жизнь заново, пошла учиться. Выходить замуж я не хочу. Я образованная, я учила Коран, и буду распространять это учение дальше.

- Не взрываться?

- Не знаю, все зависит от ситуации снаружи. Все думают, что мы идем взрываться из-за личных проблем. Не было у меня никаких личных проблем. Я обручена, избалована, меня любят и родители, и жених. У меня очень уважаемая семья, и она не страдала из-за интифады. Но для меня все палестинцы – это моя семья. Ислам подтолкнул меня пойти на это.

- Если бы ты не попала в тюрьму, мы вряд ли встретились бы. Точнее, могли бы встретиться в кафе, куда ты бы пришла взрывать меня, моих друзей. После этого разговора, когда тебе пришлось поговорить лично с одной из израильтян, которых ты так ненавидишь - ты все еще готова убить меня?



«Революция» опускает глаза, молчит. В итоге, не поднимая глаз от пола, медленно произносит: « Не знаю...»

...............
Внутренний дворик, в который выводят на двухчасовую прогулку заключенных террористок, забран сверху решеткой.

Девицы, закутанные в платки, ведут себя, как стайка школьниц на прогулке: болтают, как сороки,

прыскают при виде наведенного на них фотоаппарата, сплетничают, играют с ребенком одной из заключенных.

Со стороны никак не скажешь, что все они – потенциальные или состоявшиеся убийцы, получившие от двух лет за пособничество террористам, до 16 пожизненных заключений, вроде Ахлам Тамим, которая помогла организовать теракт в ресторане «Сбарро», где погибли 16 человек. От них не дождешься покаянного монолога леди Макбет.

Тут же, в тюрьме, растут и двое детей – до двух лет заключенным разрешается держать их при себе. У активистки «Исламского джихада» ребенок родился вне брака.

Ее арестовали, когда она была беременной и собиралась совершить теракт, чтобы спасти честь семьи. Во дворике прогуливается в традиционном мусульманском платке и белолицая Ирина Полищук, украинская жена палестинца, арестованная за пособничество террористу. Лидер этого крыла – израильская арабка из Сахнина по имени Лина Жарабуни, (на снимке справа)

которая также получила срок за пособничество террористу. В предыдушей тюрьме, откуда террористок перевели с месяц назад, тюремщицы приближались к заключенным как к тиграм – в каске, и с дубинками, памятуя о том, что репутация шахидки только выиграет, если ей удастся ранить израильскую тюремщицу.
Среди тюремных легенд есть у работников этого крыла один любимый эпизод.
Как-то во время прогулки во дворике раздался страшный визг. Террористки- смертницы, женщины с кровью на руках, палестинские фурии - все, как одна, повскакивали кто на что придется. Реакцию такую вызвала, как выяснилось, обыкновенная серая мышь, забежавшая в тюремный дворик...
.......
Кризис в крыле террористок назрел с появлением в «Неве-Тирца» Амны Муны, «интернет-убийцы», которая, переписываясь по интернету с 16-летним израильским подростком Офиром Рахумом, представилась американской туристкой, и при встрече завезла его из Иерусалима в Рамаллу, где его расстреляли в упор ее сообщники. «Раисша» Муна быстро установила новые порядки: в тюремном дворике она устраивала девушкам тренировки рукопашного боя, и заставляла скандировать: «Аллах акбар» и «Амна Муна – наша командирша». Далее она потребовала читать письма, которые девушки получали из дома, заставляла их стирать ее одежду, а тех, кто отказывался - наказывала. Без ее разрешения ее соседки не имели права слушать плейер, смотреть телевизор и даже разговаривать между собой. С ее появлением был заведен порядок после каждого сообщения о теракте устраивать в камере песни и пляски, доводя до истерики израильских заключенных, которых отделяла от них только железная дверь.
Палестинки, в свою очередь, утверждали, что это их держит в постоянном страхе близость израильских «уголовниц», и что когда те расхаживают в нижнем белье, это «плохо влияет» на палестинских девушек.
В июле 2002 палестинские женщины-заключенные под предводительством Муны устроили в тюрьме бунт. Сначала они сообща отказались от еды, позже начали громко распевать национальные палестинские песни, потом начали буйствовать, и залили камеры водой. Тюремные власти перекрыли им электричество и воду, и отправили в одиночки. Муне удалось ударить кулаком одну тюремщицу, и попытаться задушить другую. Ее и двух других зачинщиц перевели в другую тюрьму.
После отселения Муны бунт повторился: заключенные закрыли матрацами окошки в камерах, а приближающихся тюремщиков закидывали всякой снедью, приобретенной в тюремной лавке. В «Неве-Тирца» их всех держали в одном отделении, зато в новой тюрьме «Офек» предпочли развести в два разных крыла, по 37 человек в каждом: активистки ООП и «Исламского джихада», и активистки ФАТХа.
«Эти две группы на ножах, - поясняет начальник отделения Нохад Хусейн, начальник отделения.

"После бунта в тюрьме Неве-Тирца подстрекательниц отселили, и здесь пока тихо. Конечно, после сообщений о терактах они радуются, но коллективных плясок уже не устраивают. Чем они занимаются? Читают, обучают друг друга русскому, ивриту, английскому.

Религиозные молятся по нескольку раз в день .Чем они занимаются, когда заперты там целый день – откуда я знаю? Каждые две недели у некоторых есть посещения на 45 минут, приходят адвокаты, люди из «Красного креста»... Трое – израильские арабки, сидят за помощь враждебным организациям. По степени серьезности преступлений их не расселяют. Некоторые просят перевести их в другую камеру, ближе к бывшим соседкам. Девушки из Газы и Дженина не поладят – у них совсем разный менталитет».

- В тюрьме Неве-Тирца были случаи нападения заключенных террористок на тюремщиц.

- Здесь пока все относительно спокойно. Все они террористки, все опасны. Их выводят во двор по одной, сначала дают погулять одной половине, потом другой. В самом дворике тюремщика нет. Когда начинаются потасовки, вызывают подкрепление. Но мы здесь не для того, чтобы над ними издеваться, а для того, чтобы их сторожить. Мы не судим их за то, что они сделали на воле. Здесь мы их вроде как обслуживаем.

- Любимым занятием Амны Муны было громко передразнивать предсмертные крики убитого израильского подростка, и запевать после этого палестинские гимны. Такие злобные выходки выводили из себя даже опытных тюремщиков в Неве-Тирце.

- Тюремщики здесь проходят специальный инструктаж, который повторяется практически каждый день. Мы просим их, чтобы они вели себя уважительно по отношению к заключенным. Нельзя мешать личные чувства с работой. Здесь пока еще никто из тюремщиков не приходил жаловаться, что он не выдерживает. Зато приходили жаловаться заключенные. Хотят, чтобы им приносили во время визитов больше вещей... Так-то у них в камерах есть одежда, книги, шитье, телевизор, радио... Два раза в месяц они имеют право делать закупки в тюремной лавке, - деньги на их карманные расходы поступают из разных организаций, и из Палестинской Автономии. Это минимальные условия, которые можно обеспечить человеку, вне всякой связи с тем, что он собой представляет. Некоторые благодарят, раскаиваются, они не очень представляли себе, на что идут. Но большинство не раскаиваются, и передают на волю записки о том, что они непременно попытаются взорваться еще раз».
.......................

27-летняя Убейде Халиль – один из примеров нового «исламского феминизма». Ее лицо не искажает ненависть, – напротив, она улыбается, деловито подсчитывая грядущих убитых, и рассказывает о своих родственниках-террористах с гордостью, как будто речь идет как минимум о королевской династии.

«Первой в семье захотела совершить теракт я, - говорит она, - после того, как моего жениха убили израильтяне – за 4 дня до нашей свадьбы, 16 сентября 2001 года. Он жил в Рамалле, и когда самолеты начали стрелять по городу, он погиб».

- Стреляли по нему?

- Нет, конечно. За что? Он не принадлежал ни к какой организации. Чтобы отомстить за его смерть, я хотела взорваться на Центральной автобусной станции Тель-Авиве. И искала людей, которые могут мне в этом помочь. Люди из «Исламского джихада» сначала не хотели меня брать, потому что я женщина, и отказывали мне несколько раз. А потом как-то ночью ко мне пришел мой младший брат, и сказал, что он идет взрываться там же, где хотела я. Ему было всего 17.5 лет, младший из восьми моих братьев и сестер. Это было ( хмурит брови, припоминая) 25 января 2002 года. Он пришел ко мне, и сказал, что собирается стать шахидом.

- Ты не пыталась его остановить?

- Я пожелала ему удачи.



- Тебе не было его жалко?

- Мне было больно, но есть тяжелые поступки, которые тем не менее нужно совершать. Он рассказал об этом только мне, потому что я была для него ближе всех. Никто не верил, что он на это способен, что он уже вырос и вообще понимает что-то в политике - что такое евреи, что такое земля. Но со мной он говорил так, как будто ему было 30 лет. Он пошел взрываться, хотя раньше он хотел учиться в университете.

- Почему ты выбрала именно «Исламский джихад»?

- Я правоверная, и название говорит само за себя. Несколько моих родственников совершили теракт в один месяц. Моя двоюродная сестра – Дарин Абу-Айше - взорвала себя на КПП Модиин. Был взрыв, но никто не погиб. Мой двоюродный брат Омар Ясин совершил теракт через две недели после моего брата, на шоссе Хамра. И еще один родственник – Махмуд Салах... Хотя нашу семью уважали и без того, что ее представители жертвовали собой. Вообще палестинская женщина может стать равной мужчине только после смерти, но я об этом не думала. Мне было достаточно и того уважения, которое мне оказывали. Я хотела семью и детей, но мне не дали их завести. Я не знаю, как бы у меня все сложилось, если бы у меня был муж и дети. Была же среди тех, кто взорвался, и женщина с детьми. Значит, что-то ее на это толкнуло. Я жалею о том, что мне не удалось совершить теракт. Это было хорошо для всех – и для меня, и для моего народа. Когда я вижу теракт по телевизору, я радуюсь. И злюсь, что это сделала не я.



Убейде арестовали 2 июня 2002 года. «Меня поймали после того, как я скрывалась на протяжении четырех месяцев, зная, что меня ищут, - говорит она. – Я пряталась в пустой пристройке, которая принадлежит моему дедушке. Кто-то донес на меня. Рано утром туда ворвались люди – я даже не успела понять, в штатском они были или в форме, потому что мне мгновенно завязали глаза, и сняли повязку только во время допроса. Меня спросили, правда ли, что я собиралась совершить теракт, и я сказала, что да, правда. Хотя бы потому, что я не стыжусь того, что хотела это сделать. Кроме того, что бы я не сказала, меня бы в любом случае не отпустили. Не зря же меня искали четыре месяца. Мама с папой плакали, я знаю, что им было больно, и они не верили, что я на это способна. У меня не было никаких особых проблем, денег у нас дома хватало. После того, как меня арестовали, по телевизору передавали, что солдаты пришли в наш дом и разрушили его. Меня с тех пор, как меня арестовали, никто не навещал. Моей семье запрещено появляться на территории Израиля. Через «Красный крест» я получила три письма – ничего особенного, только: «Мы в порядке, береги себя», и халас. Им нельзя писать о том, что я сделала».

- Не страшно было становиться смертницей?

- Нет. Стать шахидом – это большой поступок, бог не всем это дает. Я всю свою жизнь мечтала стать шахидой.



- Мечтала убивать других людей?

- Я же убиваю не нормального человека. Я никогда бы не убила еврея в Марокко или любой другой стране. Но если он выгнал меня из моего дома – разумеется, я убью его. Мне еврейских младенцев не жалко.

- И скольких ты хотела убить?

- Если бы я могла убить всех израильтян – этого бы мне вполне хватило. Я говорю это совершенно спокойно, без злости.

- До того, как началась интифада, тебе вообще приходилось хоть раз встречать израильтян – не солдат?

- Нет. Но я их ненавижу. Не евреев, а израильтян. Евреи для меня это обычные люди, как мусульмане: только у них своя Книга, а у меня Коран. А израильтянин - это тот, кто украл мою землю. Для меня Хайфа, Акко, Яффо – это все тоже моя земля. И сегодня я живу, вижу, как они продолжают убивать детей, стариков, разрушать дома.

- Ни у кого просто так дом не разрушали. Как и у твоих родителей.

- Кроме того, мне нравится быть шахидой, - невозмутимо продолжает она, игнорируя мою реплику. - Мне всю жизнь это нравилось. Я не могла этого сделать, потому что я была обручена и хотела стать матерью. Но когда убили моего жениха, я поняла, что пришло время действовать.

- Почему в таком случае ты хотела взорвать невинных граждан, не солдат?

- Я планировала взорваться в пятницу, когда солдаты как раз возвращаются домой, или в воскресенье, когда они едут назад в армию. А если бы погибли дети – ну так что, палестинские дети тоже погибают.

- Во время прошлой интифады не было террористов-самоубийц.

- Каждому времени свое оружие.

- И ты считаешь, что такими методами можно чего-то добиться?

- То, что забирают силой, можно вернуть только силой. Да, я считаю, что убийство поможет, потому что разговоры не помогли. Большие люди уже сидели, разговаривали, и ничего из этого не вышло.

- Что тебе обещали в раю?

- Мне достаточно увидеть Бога. Коран запрещает самоубийство, но если я делаю это ради моей земли, это джихад, и тогда это можно.

- При чем тут джихад? Это же война не на религиозной почве.

- Да, но помимо того, что израильтяне украли нашу землю, они еще делают много такого, что Коран не приемлет. Наркотики и прочее. Сейчас появились даже арабы-наркоманы. Есть места, где мы молимся – а израильтяне строят там мотели и казино, и это неприемлемо для Корана. И неприемлемо для меня.
........
На стенках ее двухместной камеры развешаны фотографии родственников в пенопластовых рамочках, украшенных вышивкой, листочки со стихами на арабском, с розочками и сердечками. На матраце разбросаны цветные нитки, вышитые салфетки.

«В тюрьме со мной обращаются хорошо, - говорит она. – И я отношусь к тюремщикам с уважением. Но если бы я могла сейчас выйти отсюда – я бы пошла совершать теракт. Если бы израильтяне не пришли на мою землю, всего этого не было бы. Но после того, как израильтяне устроили мне и всем палестинцам жизнь, которую нельзя назвать жизнью... Я хотела жить в мире, но я не видела ничего, кроме войны.

- А если бы заключили мирный договор?

- Я его не приняла бы. Большие арабы мне тоже ничем не помогли. Даже если бы по этому договору появилось бы палестинское государство рядом с Израилем – я бы все равно стала шахидой.

- Почему? Войны заканчиваются, и бывшие враги мирно живут рядом.

- Но они живут в разных странах, не в одной. Я знаю, что тебе трудно это принять. Но вы должны понять, что эта страна – только для палестинцев. Если хотите остаться в живых, убирайтесь из моей страны.

Израильский суд приговорил Убейде к пяти годам. О будущем она пока не задумывалась. «Я не знаю, что я буду делать, когда выйду. Раньше у меня был дом, какая-то жизнь, жених – а теперь, когда я осталась с пустыми руками – я не знаю, что будет дальше. Пока я вышиваю, читаю книги. Недавно прочитала книгу про израильтянина, который хотел, чтобы здесь было еврейское государство, чтобы выгнать всех палестинцев».

- Где ты выучила иврит?

- В тюрьме. Я сижу уже год и семь месяцев. Учу иврит, английский, Ирина обучает нас русскому. Иврит мне нужен для того, чтобы говорить с тюремщицами, чтобы понимать, что говорят по телевизору.

- Какой смысл учиться, если ты все равно хочешь взорваться?

- Ты не можешь знать, когда ты умрешь. Пока я жива – я живу так, как если бы впереди была целая жизнь.

- Если бы ты могла загадать одно желание – любое – что бы ты выбрала? Вернуть жениха?

- Нет. Чтобы все израильтяне вернулись в свои страны.

- А те, кто здесь родились?

- Если они здесь родились (ехидно улыбается), это еще не значит, что это их страна.

- Есть что-то в жизни, что тебе нравится, кроме терактов?

- Да. У меня была своя жизнь, работа. Я была медсестрой в госпитале в Рамалле, работала с детьми-сиротами. Я люблю учиться. Я закончила курсы парикмахерш, училась фотографировать, прошла курсы физиотерапевтов...

- Когда ты одна, тебе приходилось плакать?

- С Кораном я никогда не одна.

На прощанье Убейде машет рукой, улыбается и говорит: «Шалом». В общем, странное прощание для убежденной террористки, учитывая то, что в переводе с иврита оно означает - «мир».


..................

«Хизбалла», возобновившая в 80-х использование террористов-смертников, поначалу отвергла женские услуги. Зато ливанские нерелигиозные организации экстремистского толка пользовались ими вовсю. Первой смертницей современного Ближнего Востока стала 17-летняя ливанка Сана Махайдали, которая взорвалась по заданию PPS, про-сирийской ливанской организации, рядом с машиной Армии обороны Израиля в Ливане. Моду быстро подхватили «Тамильские тигры», курдская «ПКК», и чеченские сепаратисты.
Первых «первопроходиц» интифады «Эль-Акса» связывали скорее схожие проблемы: бесплодие, развод, нежелательная беременность, родственники, подозреваемые в коллаборационизме, и т.п. - нежели идеология. Для некоторых заключенных террористок тюрьма стала чем-то вроде убежища от издевательств дома.
27-летняя Иман Ашаа из Шхема (Наблуса) отправилась в августе 2001 подкладывать с мужем взрывчатку на Центральной автобусной станции в Тель-Авиве, после того, как мужа обвинили в сотрудничестве с с израильскими спецслужбами.
Вафа Идрис из Рамаллы приняла предложение Танзима взорваться в Иерусалиме после того, как муж развелся с ней, обнаружив, что она не сможет иметь детей.
Шафаа Элькадси (26), мать-одиночка, статус которой, по ее мнению, позорил ее семью, была арестована ШАБАКом в Туль-Карме во время подготовки к теракту.
Абир Хамдани (26) из Шхема погибла, когда случайно раньше времени взорвался заряд, который она перевозила на такси из Туль-Карма в Шхем по просьбе жениха – активиста ФАТХа.
Две девушки - Андалиб Такакта (21) из Бейт-Лехема, и Байат Алхарас (18) из лагеря беженцев Дехейше, отправились взрываться после того, как забеременели вне брака от активистов ФАТХа.
Шафаа Эль-Кудси (25), разведенная мать семилетней девочки, была арестована в Туль-Карме за три дня до теракта.
Впрочем, мотивы смертниц в культе шахидов роли не играют: взорвавшись, они автоматически попадают в пантеон палестинских героинь, портреты их украшают стены домов – наравне с мужскими.



Хроника смертниц
Январь 2002.
Вафаа Адрис (31) разведенная и бездетная медсестра из лагеря беженцев Альмаари в Рамалле, взорвалась на улице Яффо в Иерусалиме по заданию Танзима, чтобы отомстить за смерть брата. Один человек погиб, 90 получили ранения.
Февраль 2002.
Дарин Абу Айше (22), незамужняя палестинка из Бейт-Вазана, взорвалась на КПП Макабим по заданию Танзима. Двое полицейских получили ранения.
Март 2002.
18-летняя Айат Аль-Ахрас из лагеря беженцев Дехейше, взорвалась по заданию Танзима в иерусалимском супермаркете, чтобы отомстить за смерть жениха. Двое погибли, 22 получили ранения, включая русскоязычного охранника, стоявшего на входе.
Апрель 2002.
Андалиб Такакта (21) из Бейт-Лехема взорвалась по заданию Танзима на рынке Махане Иегуда в Иерусалиме. 6 человек погибли, 60 получили ранения.
Октябрь 2003
28-летняя незамужняя Ханнади Джирадат, адвокатесса из Дженина, взорвалась в хайфском ресторане «Максим» по заданию «Исламского джихада».
Май 2003
Хабаа Дараджма (20) из Тубаса была послана «Исламским джихадом» взорваться на входе в торговый центр в Афуле. В результате взрыва 3 человека погибли, 50 получили ранения.
Январь 2004
Дим Цалах Альраиши (22), мать двоих детей, была послана совершить теракт на КПП Эрез любовником и обманутым мужем. В результате взрыва погибли 4 человека, 9 получили ранения.

_________________
Я Родину свою люблю, а государство ненавижу!

А. Розенбаум