obshalka

В селе, в хатах, зажглись огни. Когда квартирьеры постучали в дверь первой хаты, чтобы узнать, где живет староста, изнутри отозвался визгливый и неприятный женский голос, который не то по-польски, не то по-украински прокричал, что муж на войне, что дети больны оспой, что МОСКАЛИ все забрали и что муж, отправляясь на войну, приказал ей никому не отворять ночью. Лишь после того как квартирьеры усилили атаку на дверь, чья-то неизвестная рука отперла дом. Войдя в хату, они узнали, что здесь как раз и живет староста, тщетно старавшийся доказать Швейку, что это не он отвечал визгливым женским голосом. Он, мол, всегда спит на сеновале, а его жена, если ее внезапно разбудишь, бог весть что болтает со сна. Что же касается ночлега для всей роты, то деревня маленькая, ни один солдат в ней не поместится. Спать совершенно негде. И купить тоже ничего нельзя. МОСКАЛИ все забрали. А в Лисковце что! Нужда, чесотка и вши! У него самого было когда-то пять коров, но МОСКАЛИ всех забрали, и теперь, когда нужно молоко для больных детей, он вынужден ходить за ним в Кросенку. Как бы в подтверждение достоверности этих слов рядом в хлеву замычали коровы и послышался визгливый женский голос, кричавший на них: "Холера вас возьми!" Старосту это не смутило, и, надевая сапоги, он продолжал: -- Единственная корова здесь у соседа Войцека,-- вот вы изволили слышать, паны добродии, она только что замычала. Но эта корова больная, тоскует она. МОСКАЛИ отняли у нее теленка. С тех пор молока она не дает, но хозяину жалко ее резать, он верит, что Ченстоховская божья матерь опять все устроит к лучшему. Говоря это, он надел на себя кунтуш... -- Пойдемте, паны добродии, в Кросенку, и трех четвертей часа не пройдет, да что я, грешный, болтаю, не пройдет и получаса! Я знаю дорогу через речку, затем через березовую рощицу, мимо дуба... Село большое, и дюже крепкая водка в корчмах. Пойдемте, паны добродии! Чего мешкать? Панам солдатам вашего славного полка необходимо расположиться как следует, с удобствами. Пану императорскому королевскому солдату, который сражается с МОСКАЛЯМИ нужен, понятно, чистый ночлег, удобный ночлег. А у нас? Вши! Чесотка! Оспа и холера! Вчера у нас, в нашей проклятой деревне, три хлопа почернели от холеры... Милосердный бог проклял Лисковец!

Староста затрясся и, заикаясь, забормотал, что он хотел устроить своих благодетелей получше, но если иначе нельзя, то в деревне все же кой-что найдется и паны будут довольны, он сейчас принесет фонарь. Ходоунский воскликнул: -- Куда делся наш Балоун? Но не успели они оглянуться, за печкой тихонько открылась дверь, ведшая куда-то во двор, и в нее протиснулся Балоун.. -- Что с тобой, Балоун? -- с участием спросил Швейк, тыча пальцем в раздувшийся живот денщика. -- Осторожно, это соленые огухцы, я в чулане съел трхи, а остальные принес вам. Балоун стал вытаскивать из-за пазухи огурец за огурцом и раздавать их. На пороге вырос староста с фонарем. Увидев эту сцену, он перекрестился и завопил: -- МОСКАЛИ забирали, и наши забирают! Сопровождаемые сворой собак, они все вместе отправились в село.

-- Старший писарь с поваром обегали все село, тщетно разыскивая свинью. Повсюду им отвечали, что МОСКАЛИ все или съели, или забрали.

_________________
Я Родину свою люблю, а государство ненавижу!

А. Розенбаум